среда, 06 ноября 2024
отяжелевшее бледно-серое небо нависает над городом, словно прикрывает его собой от чего-то. полуголые деревья с редкими сохранившимися желтыми листьям на ветвях, кучи палых листьев под ногами. и - тишина.
- почти ревенлофт.
я киваю, поглядывая по сторонам. бессолнечный полдень кажется каким-то странно ненастоящим, от чего бы не происходило это чувство. даже дышать получается с опаской - не потревожить бы случайно натянутую над миром тонкую паутинку темной осени.
- подкрадывается.
потому что кресты на дверях, и царапины как от когтей. потому что прикелеенный исписанный лист и странный силуэт в окне.
дзинь...
по ту сторону дороги бредет череда овец. и тихо звенят колокольчики.
дзинь.
я моргаю, и овцы исчезают, появляется девушка, ведущая на поводке собачку. собачонка мелко семенит по влажному тротуару, вертит лохматой головой, крепление поводка задевает ошейник.
дзинь-дзинь-дзинь...
а по вечерам город тонет в тумане. и ты бредешь сквозь сонные улицы почти наощупь, только по памяти, следуя узкой тропинке, что появляется у тебя под ногами и исчезает у тебя за спиной, потому что...
...потому что за пределами тумана улицы больше нет.
а серые облака укрывают небо, а листья металлически шелестят под ногами, а в городе тихо-тихо....
потому что кресты на дверях, потому что не оглядывайся, тебе показалось, потому что туман - это просто туман....
потому что паук почувствует, если паутину заденут.
- почти ревенлофт.
я киваю, поглядывая по сторонам. бессолнечный полдень кажется каким-то странно ненастоящим, от чего бы не происходило это чувство. даже дышать получается с опаской - не потревожить бы случайно натянутую над миром тонкую паутинку темной осени.
- подкрадывается.
потому что кресты на дверях, и царапины как от когтей. потому что прикелеенный исписанный лист и странный силуэт в окне.
дзинь...
по ту сторону дороги бредет череда овец. и тихо звенят колокольчики.
дзинь.
я моргаю, и овцы исчезают, появляется девушка, ведущая на поводке собачку. собачонка мелко семенит по влажному тротуару, вертит лохматой головой, крепление поводка задевает ошейник.
дзинь-дзинь-дзинь...
а по вечерам город тонет в тумане. и ты бредешь сквозь сонные улицы почти наощупь, только по памяти, следуя узкой тропинке, что появляется у тебя под ногами и исчезает у тебя за спиной, потому что...
...потому что за пределами тумана улицы больше нет.
а серые облака укрывают небо, а листья металлически шелестят под ногами, а в городе тихо-тихо....
потому что кресты на дверях, потому что не оглядывайся, тебе показалось, потому что туман - это просто туман....
потому что паук почувствует, если паутину заденут.
четверг, 08 февраля 2024
- не знаю!
очередной удар врезается под ребра, и я захлебываюсь на вдохе. Человек в погонах яростно матерится и награждает меня еще одним пинком куда-то в живот - на этот раз, видимо, просто от злости. перед глазами появляется мерзкая дымка, но сознание странно ясно. страшно? да. но понятно. сложно было до первого удара, когда надо было что-то говорить, что-то обдумывать, гиперанализировать каждое слово... теперь проще. теперь просто надо молчать.
секундная передышка, кажется, затянулась - вон, эти двое о чем-то разговаривают у стены. что они говорят?.. не слышу. в голове от удара звенит, да и сосредоточиться на чем-то мне невероятно трудно.
о, идет сюда. что тебе опять от меня надо? это все продолжается не первый час, неужели ты еще не понял?
сильная рука - даже если попытаться, не справлюсь - грубо хватает меня за волосы, поднимая с пола. тащат куда-то. на улицу? зачем? разве что...
такой же резкий рывок за волосы, и что-то веревкой врезается мне в шею. что это? он ничего не держит в руках, это не он. а он достает казенный автомат и направляет мне в лицо. в этот момент внутри что-то вскидывается, безумное, истерическое желание спастись, выжить, выжить любой ценой... только не такой. ты все равно не сможешь с этим жить. если умирать - то лучше тут, прямо сейчас, без лишней волокиты... и никого не предавая.
а, вот что это за веревка на шее. это амулет. твой подарок. теперь я помню, мне уже не страшно и даже почти не больно. твоя рука ободряюще сжимает мое плечо, твои пронзительные глаза смотрят на меня из-под моих закрытых век. ты все-таки жив. и пока я не сдамся, ты будешь жив, ты будешь со мной, а, значит, и умирать не страшно. с тобой никогда не страшно - и улыбка в лицо человеку с автоматом получается почти безумной.
а потом снова та же комната и все про кругу, я уже не веду счет времени, да и как? за окном все тот же ранний зимний вечер - кажется, сегодня последний день зимы, или... впрочем, какая разница? разницы нет. уже давно. уже часа четыре. одни и те же вопросы, один и тот же ответ. но ты со мной, и мне почти не страшно. вот только больно... и холодно, очень холодно. меня колотит мелкая дрожь. мне холодно, мне не страшно. пока ты рядом - страшно не будет.
человек в погонах выхватывает нож и бросается на меня, а я едва пытаюсь защититься - лишь прикрываю лицо скованными руками. нож врезается в плечо - но не в сустав, едва чиркает по коже и, скользнув по кости, оставляет глубокую, но совершенно пустяковую рану. еще одну. еще.
крик... мой или чей-то еще? кажется, я шиплю сквозь сжатые зубы. рукав толстовки становится мокрым и тяжелым, наваливается на руку, неприятно холодит кожу.
наверное, это все? вполне похоже на крайние меры. в этот раз все действительно закончится, иначе зачем вы снова ведете меня во двор?
в соседнем кабинете раздается звонок, и меня снова швыряют на кафельный пол. я даже не пытаюсь подняться, нет ни сил, ни желания. хоть пол им запачкаю. пусть моют. сволочи.
он выходит из кабинета, о чем-то долго говорит. нарочито-громко произносит слова "расстрелять" и "за содействие". остального я не слышу. в комнате есть окно, но оно высоко, зарешечено и мы на третьем этаже. или четвертом?.. и, кажется, оно все равно ведет в тот самый внутренний дворик. разве что им придется отскребать меня от асфальта... а, в любом случае будут отмывать стены, какая разница. полежу пока. слишком сложно двигаться. уста...
дверь распахивается, и я лениво скольжу взглядом по вошедшему. ну, до чего договорились? казнить нельзя помиловать?
снова за шиворот. спасибо хоть не за волосы, но почему бы просто не сказать, и так встану. двери, лестница, еще одна, еще. что, все-таки во двор? тогда зачем тебе мои руки?
наручники со звоном падают на пол. меня толкают в сторону другой двери. почему-то мне она кажется смутно знакомой. дверь распахивается, я буквально вываливаюсь в мартовский мороз, захлебываясь в этот раз уже от холодного воздуха. белый круг полной луны кажется таким ярким... стоп. какая луна, если сегодня новолуние? а... это фонарь. а почему он светит, если затемнение? и почему я его вижу прямо над собой? а, я лежу на тротуаре. а это чей-то фонарик...
не с первой попытки, но встаю и иду. комендантский час никто не отменял, еще не хватало попасться на глаза патрулю. близко. слишком близко...
единственно окно плотно зашторено, на столе горит лампочка. печку зажечь бы, но нельзя. даже в полутьме видно, что лицо мамы абсолютно белое, она даже не может говорить, лишь тихо плачет. я растерянно глажу ее по руке, смотрю на отца. я впервые вижу его...таким. бледным, потерянным... и с такой яростью в глазах.
- уезжать надо. вам тоже.
родители молчат, но ответ я знаю - как мы уедем? мы под подпиской. и снова диалог, в котором никто не произносит ни слова - какая, к черту, подписка? вас в худшем случае уволят и запретят въезд в страну, а здесь все может закончиться куда хуже. нет, мы не можем уехать, на нас Ваня и старики... старики выездные, за Ваню заплатите, ну в самом деле! нет, мы не уедем. да понятно, что не уедете.
холодно. слишком холодно. скоро рассвет.
в моем кармане звонит кнопочная нокия - хорошо, что я додумался переставить сюда основную карточку. незнакомый номер. польский...
я снимаю трубку. голос звучит чуть хрипло и ниже, чем обычно:
- ало?
- привет. свои...
диалог длится не более минуты, но когда я вешаю трубку, слезы облегчения сбегают по щекам. он жив. жив. он жив.
- он жив, - я произношу это вслух, просто для того, чтобы поверить. - жив.
и вот я смотрю на тебя. сколько всего изменилось за эти несколько дней! что-то неуловимое появилось в твоих глазах... или пропало? но ты живой. мне больше ничего не надо.
- а у тебя как?
я улыбаюсь, прикусывая изнутри щеку, чтобы появившаяся ямочка замаскировала синяк. одергиваю рукав толстовки, чтобы вернее прикрыть кровоподтеки.
- да все нормально. за тебя волновались.
- а с ними?
- нет, за мной так и не пришли.
ты обнимаешь меня, а я стараюсь не вздрогнуть, когда ты кладешь руку на плечо, задевая порез. за мной все-таки пришли. но ты об этом так и не узнаешь.
очередной удар врезается под ребра, и я захлебываюсь на вдохе. Человек в погонах яростно матерится и награждает меня еще одним пинком куда-то в живот - на этот раз, видимо, просто от злости. перед глазами появляется мерзкая дымка, но сознание странно ясно. страшно? да. но понятно. сложно было до первого удара, когда надо было что-то говорить, что-то обдумывать, гиперанализировать каждое слово... теперь проще. теперь просто надо молчать.
секундная передышка, кажется, затянулась - вон, эти двое о чем-то разговаривают у стены. что они говорят?.. не слышу. в голове от удара звенит, да и сосредоточиться на чем-то мне невероятно трудно.
о, идет сюда. что тебе опять от меня надо? это все продолжается не первый час, неужели ты еще не понял?
сильная рука - даже если попытаться, не справлюсь - грубо хватает меня за волосы, поднимая с пола. тащат куда-то. на улицу? зачем? разве что...
такой же резкий рывок за волосы, и что-то веревкой врезается мне в шею. что это? он ничего не держит в руках, это не он. а он достает казенный автомат и направляет мне в лицо. в этот момент внутри что-то вскидывается, безумное, истерическое желание спастись, выжить, выжить любой ценой... только не такой. ты все равно не сможешь с этим жить. если умирать - то лучше тут, прямо сейчас, без лишней волокиты... и никого не предавая.
а, вот что это за веревка на шее. это амулет. твой подарок. теперь я помню, мне уже не страшно и даже почти не больно. твоя рука ободряюще сжимает мое плечо, твои пронзительные глаза смотрят на меня из-под моих закрытых век. ты все-таки жив. и пока я не сдамся, ты будешь жив, ты будешь со мной, а, значит, и умирать не страшно. с тобой никогда не страшно - и улыбка в лицо человеку с автоматом получается почти безумной.
а потом снова та же комната и все про кругу, я уже не веду счет времени, да и как? за окном все тот же ранний зимний вечер - кажется, сегодня последний день зимы, или... впрочем, какая разница? разницы нет. уже давно. уже часа четыре. одни и те же вопросы, один и тот же ответ. но ты со мной, и мне почти не страшно. вот только больно... и холодно, очень холодно. меня колотит мелкая дрожь. мне холодно, мне не страшно. пока ты рядом - страшно не будет.
человек в погонах выхватывает нож и бросается на меня, а я едва пытаюсь защититься - лишь прикрываю лицо скованными руками. нож врезается в плечо - но не в сустав, едва чиркает по коже и, скользнув по кости, оставляет глубокую, но совершенно пустяковую рану. еще одну. еще.
крик... мой или чей-то еще? кажется, я шиплю сквозь сжатые зубы. рукав толстовки становится мокрым и тяжелым, наваливается на руку, неприятно холодит кожу.
наверное, это все? вполне похоже на крайние меры. в этот раз все действительно закончится, иначе зачем вы снова ведете меня во двор?
в соседнем кабинете раздается звонок, и меня снова швыряют на кафельный пол. я даже не пытаюсь подняться, нет ни сил, ни желания. хоть пол им запачкаю. пусть моют. сволочи.
он выходит из кабинета, о чем-то долго говорит. нарочито-громко произносит слова "расстрелять" и "за содействие". остального я не слышу. в комнате есть окно, но оно высоко, зарешечено и мы на третьем этаже. или четвертом?.. и, кажется, оно все равно ведет в тот самый внутренний дворик. разве что им придется отскребать меня от асфальта... а, в любом случае будут отмывать стены, какая разница. полежу пока. слишком сложно двигаться. уста...
дверь распахивается, и я лениво скольжу взглядом по вошедшему. ну, до чего договорились? казнить нельзя помиловать?
снова за шиворот. спасибо хоть не за волосы, но почему бы просто не сказать, и так встану. двери, лестница, еще одна, еще. что, все-таки во двор? тогда зачем тебе мои руки?
наручники со звоном падают на пол. меня толкают в сторону другой двери. почему-то мне она кажется смутно знакомой. дверь распахивается, я буквально вываливаюсь в мартовский мороз, захлебываясь в этот раз уже от холодного воздуха. белый круг полной луны кажется таким ярким... стоп. какая луна, если сегодня новолуние? а... это фонарь. а почему он светит, если затемнение? и почему я его вижу прямо над собой? а, я лежу на тротуаре. а это чей-то фонарик...
не с первой попытки, но встаю и иду. комендантский час никто не отменял, еще не хватало попасться на глаза патрулю. близко. слишком близко...
единственно окно плотно зашторено, на столе горит лампочка. печку зажечь бы, но нельзя. даже в полутьме видно, что лицо мамы абсолютно белое, она даже не может говорить, лишь тихо плачет. я растерянно глажу ее по руке, смотрю на отца. я впервые вижу его...таким. бледным, потерянным... и с такой яростью в глазах.
- уезжать надо. вам тоже.
родители молчат, но ответ я знаю - как мы уедем? мы под подпиской. и снова диалог, в котором никто не произносит ни слова - какая, к черту, подписка? вас в худшем случае уволят и запретят въезд в страну, а здесь все может закончиться куда хуже. нет, мы не можем уехать, на нас Ваня и старики... старики выездные, за Ваню заплатите, ну в самом деле! нет, мы не уедем. да понятно, что не уедете.
холодно. слишком холодно. скоро рассвет.
в моем кармане звонит кнопочная нокия - хорошо, что я додумался переставить сюда основную карточку. незнакомый номер. польский...
я снимаю трубку. голос звучит чуть хрипло и ниже, чем обычно:
- ало?
- привет. свои...
диалог длится не более минуты, но когда я вешаю трубку, слезы облегчения сбегают по щекам. он жив. жив. он жив.
- он жив, - я произношу это вслух, просто для того, чтобы поверить. - жив.
и вот я смотрю на тебя. сколько всего изменилось за эти несколько дней! что-то неуловимое появилось в твоих глазах... или пропало? но ты живой. мне больше ничего не надо.
- а у тебя как?
я улыбаюсь, прикусывая изнутри щеку, чтобы появившаяся ямочка замаскировала синяк. одергиваю рукав толстовки, чтобы вернее прикрыть кровоподтеки.
- да все нормально. за тебя волновались.
- а с ними?
- нет, за мной так и не пришли.
ты обнимаешь меня, а я стараюсь не вздрогнуть, когда ты кладешь руку на плечо, задевая порез. за мной все-таки пришли. но ты об этом так и не узнаешь.
понедельник, 01 января 2024
четверг, 21 декабря 2023
14:37
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 18 декабря 2023
Сара поправляет тускловатые рыжие волосы, чуть нахмурившись вглядывается в экран. она может опознать лишь отдельные буквы - остальных нет ни в английском, ни в испанском, ни в немецком. впрочем, ее ученица неплохо справляется с этой китайской грамотой - еще бы, это ее родной язык. впрочем, русский это или украинский, Сара с уверенностью не скажет.
с последней парты все еще хорошо видна электронная доска с открытой презентацией. на одном из базовых фонов, стилизованном под старую, почему-то серую бумагу, виднеется написанный капсом заголовок, столбцом основные мысли да несколько черно-белых картинок. группа лениво поглядывает на доску, не проявляя особого интереса к выступлению.
впрочем, выступающую это, похоже, не смущает. невысокая темноволосая девушка, безуспешно пряча сильный славянский акцент, вдохновленно рассказывает о партизанских действиях отряда Нестора Махно, поминутно сверяясь с тетрадкой для важной даты или фамилии.
Сара задумчиво разглядывает девушку. у нее странное имя и странная история. впрочем, сейчас, похоже, она не помнит ни того, ни другого - Сара впервые видит ее столь увлеченной. на бледном, словно после тяжелой болезни - хотя ее действительно не было на прошлой неделе - застыло возбужденное выражение, на впалых щеках проступили лихорадочные пятна. глаза, обрамленные глубокими тенями хронического недосыпа, сейчас сияют, как никогда раньше. из рукавов черной толстовки вылядывают тонкие, обманчиво-хрупкие руки.
Сара впервые обращает внимание на ее одежду. штаны на девушке старые и потертые, вон, уже разваливаются по шву. неужели у нее нет других? сапоги явно не раз побывали в ремонте и, кажется, ей немного велики. худые, испещренные шрамами руки сжимают серую тетрадь с текстом защиты. короткие каштановые волосы растрепаны, глаза словно светятся желтым.
"она знает, о чем говорит".
Сара вздрагивает от неожиданной мысли, присматривается к девушке. та выглядит такой... обычной. не может же она действительно...
их взгляды на секунду встречаются, и Сара чувствует странную тяжесть. "да ей и двадцати нет от роду, откуда у нее..."
но этот тяжелый взгляд, хранящих одновременно азарт, нетерпение, усталость и какую-то глубинную ярость... от него Саре становится не по себе.
"она знает, о чем говорит".
она знает.
с последней парты все еще хорошо видна электронная доска с открытой презентацией. на одном из базовых фонов, стилизованном под старую, почему-то серую бумагу, виднеется написанный капсом заголовок, столбцом основные мысли да несколько черно-белых картинок. группа лениво поглядывает на доску, не проявляя особого интереса к выступлению.
впрочем, выступающую это, похоже, не смущает. невысокая темноволосая девушка, безуспешно пряча сильный славянский акцент, вдохновленно рассказывает о партизанских действиях отряда Нестора Махно, поминутно сверяясь с тетрадкой для важной даты или фамилии.
Сара задумчиво разглядывает девушку. у нее странное имя и странная история. впрочем, сейчас, похоже, она не помнит ни того, ни другого - Сара впервые видит ее столь увлеченной. на бледном, словно после тяжелой болезни - хотя ее действительно не было на прошлой неделе - застыло возбужденное выражение, на впалых щеках проступили лихорадочные пятна. глаза, обрамленные глубокими тенями хронического недосыпа, сейчас сияют, как никогда раньше. из рукавов черной толстовки вылядывают тонкие, обманчиво-хрупкие руки.
Сара впервые обращает внимание на ее одежду. штаны на девушке старые и потертые, вон, уже разваливаются по шву. неужели у нее нет других? сапоги явно не раз побывали в ремонте и, кажется, ей немного велики. худые, испещренные шрамами руки сжимают серую тетрадь с текстом защиты. короткие каштановые волосы растрепаны, глаза словно светятся желтым.
"она знает, о чем говорит".
Сара вздрагивает от неожиданной мысли, присматривается к девушке. та выглядит такой... обычной. не может же она действительно...
их взгляды на секунду встречаются, и Сара чувствует странную тяжесть. "да ей и двадцати нет от роду, откуда у нее..."
но этот тяжелый взгляд, хранящих одновременно азарт, нетерпение, усталость и какую-то глубинную ярость... от него Саре становится не по себе.
"она знает, о чем говорит".
она знает.
понедельник, 06 ноября 2023
а ведь вы никогда не узнаете нас, если увидите.
потому что мы совершенно не похожи на персонажей книг и рассказов. вы ожидаете увидеть бледные изможденные заплаканные лица, рваную одежду... и ненависть в глазах.
но вы не увидите. потому что так нельзя все время, потому что в один день ты встаешь, зло и кратко материшься, умываешься, выносишь лохмотья на помойку и стираешь кровь с виска. потому что учишь себя не вздрагивать от громких звуков, не бросаться при грохоте на стоящего рядом человека, увлекая его на землю и закрывая собой, учишь каждый день и каждую секунду. потому что в те дни, когда тебя никто не видит и никто не помнит, ты украдкой перед зеркалом заново учишься улыбаться.
а потом станет легче, обязательно станет. и когда прямо за нашими спинами полыхнет огнем шальная петарда, я уже не стану толкать стоящего рядом и даже не вздрогну. и буду искренне улыбаться, когда мы пойдем в тир и мне придется держать в руках винтовку. не вспомню ни о чем, когда ты одолжишь мне камуфляжные штаны.
и постепенно вы тоже об этом забудете. перестанете выбирать слова, станете снова грохать дверью и пускать салюты, мы будем смотреть фильмы о войне и о доме, и ничто не ёкнет ни у вас, ни даже у меня. наверное просто потому, что пройдет время. и вы подумаете, что мы забыли, потому что о прошлом будет напоминать лишь несколько едва заметных шрамов и что-то неуловимое в глазах.
а потом будет теплый осенний вечер, ранние звезды и разговор ни о чем. и вы вздрогнете, когда внезапно только что безмятежное лицо побледнеет, застывая маской, а в сощурившихся глазах застынет огонь глубинной неистовой ненависти, боли... и встанут слёзы. и пальцы сожмутся до того крепко, что побелеют костяшки, и кто-то бессильно привалится к стене, не в силах удержаться на разом ослабевших ногах, кто-то до крови закусит побелевшие губы, не давая воли рвущемуся из груди отчаянному крику, а кто-то просто застынет, уставившись куда-то перед собой, не реагируя на оклики и вопросы.
но ты смотришь на меня, а я смеюсь искренне и почти не прячу взгляд. я не хочу тебе напоминать.
и ты вспоминать тоже не хочешь.
потому что мы совершенно не похожи на персонажей книг и рассказов. вы ожидаете увидеть бледные изможденные заплаканные лица, рваную одежду... и ненависть в глазах.
но вы не увидите. потому что так нельзя все время, потому что в один день ты встаешь, зло и кратко материшься, умываешься, выносишь лохмотья на помойку и стираешь кровь с виска. потому что учишь себя не вздрагивать от громких звуков, не бросаться при грохоте на стоящего рядом человека, увлекая его на землю и закрывая собой, учишь каждый день и каждую секунду. потому что в те дни, когда тебя никто не видит и никто не помнит, ты украдкой перед зеркалом заново учишься улыбаться.
а потом станет легче, обязательно станет. и когда прямо за нашими спинами полыхнет огнем шальная петарда, я уже не стану толкать стоящего рядом и даже не вздрогну. и буду искренне улыбаться, когда мы пойдем в тир и мне придется держать в руках винтовку. не вспомню ни о чем, когда ты одолжишь мне камуфляжные штаны.
и постепенно вы тоже об этом забудете. перестанете выбирать слова, станете снова грохать дверью и пускать салюты, мы будем смотреть фильмы о войне и о доме, и ничто не ёкнет ни у вас, ни даже у меня. наверное просто потому, что пройдет время. и вы подумаете, что мы забыли, потому что о прошлом будет напоминать лишь несколько едва заметных шрамов и что-то неуловимое в глазах.
а потом будет теплый осенний вечер, ранние звезды и разговор ни о чем. и вы вздрогнете, когда внезапно только что безмятежное лицо побледнеет, застывая маской, а в сощурившихся глазах застынет огонь глубинной неистовой ненависти, боли... и встанут слёзы. и пальцы сожмутся до того крепко, что побелеют костяшки, и кто-то бессильно привалится к стене, не в силах удержаться на разом ослабевших ногах, кто-то до крови закусит побелевшие губы, не давая воли рвущемуся из груди отчаянному крику, а кто-то просто застынет, уставившись куда-то перед собой, не реагируя на оклики и вопросы.
но ты смотришь на меня, а я смеюсь искренне и почти не прячу взгляд. я не хочу тебе напоминать.
и ты вспоминать тоже не хочешь.
пятница, 22 сентября 2023
в распахнутое окно врывается далекий шум оживленной улицы. комната небольшая, но довольно уютная - в два ряда стоят офисные столы, за каждым по два стула. на некоторых из них висят рюкзаки или куртки, намекая на скорое возвращение еще четырех или пяти человек.
впрочем, сейчас в помещении только трое. облокотившись о подоконник в дальнем углу, читает книгу молодая девушка в черной футболке. высокий худой юноша в голубой клетчатой рубашке что-то пишет, нервно ероша соломенные, аккуратно подстриженные волосы. за столом, обращенным к аудитории, сидит полный кареглазый мужчина с армянским носом и курчавыми волосами, уже начавшими редеть.
- was ist das? - мужчина указывает на бейджик на груди блондина.
- es ist... - парень заминается, подбирая слова. - from Tegel...
- arbeitest du dort? - карие глаза выражают живой интерес, его нисколько не смутило смешение языков. предложение специально составлено просто, а слова произносятся нарочито четко и внятно.
- ээ?..
блондин чуть щурится и наклоняет вбок голову, выражая непонимание. мужчина задумывается, пытаясь сформулировать вопрос еще проще.
- nein, er wohnt dort.
оба поворачиваются к девушке, две пары глаз обращают взгляд на нее. в карих глазах любопытство, в голубых - замешательство.
- я сказала ему, что ты там живешь.
парень кивает, хотя видно, что ему несколько неловко.
- du wohnst dort? in Tegel? und das ist für eingang...
- скажешь, что я живу в волонтерском центре?
- а это пропуск?
- да.
девушка кивает.
- er wohnt in freiwilliger center. und diese... - она замешкивается, подбирая слова. ей тоже немецкий легко не дается. - ja, für eingang.
мужчина кивает и задумчиво отводит взгляд. на его живом лице проступает смешанное выражение.
девушка отворачивается к окну.
дверь распахивается, и в комнату со смехом и гомоном вваливается толпа молодежи.
- entschldigung for verschpatung! guten tag! wie geht`s?
они садятся по местам. парень, которому светит повестка на фронт и бессмысленно-геройская смерть. пятнадцатилетняя девчонка, чей папа на фронте. сестры, чей дом был разрушен шальным снарядом. девушка, которой в шестнадцать лет пришлось уехать одной в чужую страну. другие почти дети, чье детство было сожжено дотла.
мужчина нервно сглатывает и тщетно пытается согнать с лица печать тревоги и странную тяжесть с души. наконец он берет себя в руки, но улыбка все равно выходит несколько растерянной.
- Guten Tag!
и десяток сломанных юнцов откликается радостным приветствием.
впрочем, сейчас в помещении только трое. облокотившись о подоконник в дальнем углу, читает книгу молодая девушка в черной футболке. высокий худой юноша в голубой клетчатой рубашке что-то пишет, нервно ероша соломенные, аккуратно подстриженные волосы. за столом, обращенным к аудитории, сидит полный кареглазый мужчина с армянским носом и курчавыми волосами, уже начавшими редеть.
- was ist das? - мужчина указывает на бейджик на груди блондина.
- es ist... - парень заминается, подбирая слова. - from Tegel...
- arbeitest du dort? - карие глаза выражают живой интерес, его нисколько не смутило смешение языков. предложение специально составлено просто, а слова произносятся нарочито четко и внятно.
- ээ?..
блондин чуть щурится и наклоняет вбок голову, выражая непонимание. мужчина задумывается, пытаясь сформулировать вопрос еще проще.
- nein, er wohnt dort.
оба поворачиваются к девушке, две пары глаз обращают взгляд на нее. в карих глазах любопытство, в голубых - замешательство.
- я сказала ему, что ты там живешь.
парень кивает, хотя видно, что ему несколько неловко.
- du wohnst dort? in Tegel? und das ist für eingang...
- скажешь, что я живу в волонтерском центре?
- а это пропуск?
- да.
девушка кивает.
- er wohnt in freiwilliger center. und diese... - она замешкивается, подбирая слова. ей тоже немецкий легко не дается. - ja, für eingang.
мужчина кивает и задумчиво отводит взгляд. на его живом лице проступает смешанное выражение.
девушка отворачивается к окну.
дверь распахивается, и в комнату со смехом и гомоном вваливается толпа молодежи.
- entschldigung for verschpatung! guten tag! wie geht`s?
они садятся по местам. парень, которому светит повестка на фронт и бессмысленно-геройская смерть. пятнадцатилетняя девчонка, чей папа на фронте. сестры, чей дом был разрушен шальным снарядом. девушка, которой в шестнадцать лет пришлось уехать одной в чужую страну. другие почти дети, чье детство было сожжено дотла.
мужчина нервно сглатывает и тщетно пытается согнать с лица печать тревоги и странную тяжесть с души. наконец он берет себя в руки, но улыбка все равно выходит несколько растерянной.
- Guten Tag!
и десяток сломанных юнцов откликается радостным приветствием.
пятница, 18 августа 2023
сиджу на схилі понад річкою. ні душі, тільки десь далеко зліва перемовляється галаслива компанія. втім, тут їх майже на чути.
містечко спить, а з невисокої гори за ним спостерігають руїни старої фортеці. а небо низьке, нескінченно велике і чорне-чорне, майже немає зір. від цього дещо тривожно і зовсім трошки моторошно. далеко-далеко за лісом на іншому березі річки двічі сяйнула блискавися.
теплий асфальт приємно контрастує з холодною та вологою від роси травою, що злегка лоскоче босі ноги. повз мене невловимо швидко промайнуло якесь звірятко.
хвилина до півночі.
щось станеться.
містечко спить, а з невисокої гори за ним спостерігають руїни старої фортеці. а небо низьке, нескінченно велике і чорне-чорне, майже немає зір. від цього дещо тривожно і зовсім трошки моторошно. далеко-далеко за лісом на іншому березі річки двічі сяйнула блискавися.
теплий асфальт приємно контрастує з холодною та вологою від роси травою, що злегка лоскоче босі ноги. повз мене невловимо швидко промайнуло якесь звірятко.
хвилина до півночі.
щось станеться.
понедельник, 12 июня 2023
а ведь была сила. золотая, пьянящая и бесконечная, она гуляла по жилам, позволяя упиваться каждой секундой. казалось, зажмурься - и услышишь тихий шепоток где-то за спиной, словно напоминающий тебе о твоем всемогуществе.
она была - только моя. принадлежала только мне, и совсем немного - всем остальным. золото билось в глазах. золото билось в крови.
но если дерево вырвано с корнем, рано или поздно оно погибнет. рано или поздно пожухнут листья, засохнут сначала молодые ветки, потом растрескается кора.
а дождя нет. и дождя не будет.
ведь дожди идут во Львове. они всегда там идут.
она была - только моя. принадлежала только мне, и совсем немного - всем остальным. золото билось в глазах. золото билось в крови.
но если дерево вырвано с корнем, рано или поздно оно погибнет. рано или поздно пожухнут листья, засохнут сначала молодые ветки, потом растрескается кора.
а дождя нет. и дождя не будет.
ведь дожди идут во Львове. они всегда там идут.
воскресенье, 11 июня 2023
Тинь-тинь...
легкий порыв теплого воздуха едва колышет хрустальные нити ветряного колокольчика.
шшшурх.
приглаживает мягкую шелковистую траву.
чшшшшш....
едва слышно шепчет на ухо:....
трепещут на тонких ветвях молодые листья. трепещут на бегущей воде серебряные солнечные блики. трепещут распущенные волосы на ветру.
- вшууууууух... -плещет ветер водой на низкий берег.
- пах-пах-пах... - парусом бьется на ветру одежда.
- тинь... - едва слышно отзывается колокольчик.
она танцует, закрыв глаза и раскинув руки наподобие крыльев. пестрые яркие одежды хаотично обвивают тонкий стан, развеваясь на ветру, птичьи перья кажутся продолжением волос. босые ноги легко касаются мягкой травы, словно не приминая. голос выплетает странную, словно ритуальную песню без слов.
раз.
легкий взмах руки-крыла, невесомый полупрыжок.
два.
изгиб спины, волна свободно развевающихся волос.
три. снова взмах, и замершая на губах полуулыбка.
четыре...
тинь.
она открывает глаза, и вспыхивают золотистые искры.
изумруд. целое озеро изумрудов.
отводит взгляд, и снова взмах крыла.
пххххх.
пестрый широкий рукав на секунду заслоняет хрупкую фигурку.
неуловимо вздрагивают ресницы.
вы видели когда-нибудь изумрудные озера?
снова взмах рукавом. один шальной миг кажется, что она больше не появится из этого безумного вихря, но в следующую же секунду снова вспыхивают изумрудные огоньки.
прльппрпальп...
воркочет ручей.
шшшшшш....
поет шелковистая трава.
крыло. изумруд.
тинь...
я видел. в ее глазах.
пахххх....
легкий порыв теплого воздуха едва колышет хрустальные нити ветряного колокольчика.
шшшурх.
приглаживает мягкую шелковистую траву.
чшшшшш....
едва слышно шепчет на ухо:....
трепещут на тонких ветвях молодые листья. трепещут на бегущей воде серебряные солнечные блики. трепещут распущенные волосы на ветру.
- вшууууууух... -плещет ветер водой на низкий берег.
- пах-пах-пах... - парусом бьется на ветру одежда.
- тинь... - едва слышно отзывается колокольчик.
она танцует, закрыв глаза и раскинув руки наподобие крыльев. пестрые яркие одежды хаотично обвивают тонкий стан, развеваясь на ветру, птичьи перья кажутся продолжением волос. босые ноги легко касаются мягкой травы, словно не приминая. голос выплетает странную, словно ритуальную песню без слов.
раз.
легкий взмах руки-крыла, невесомый полупрыжок.
два.
изгиб спины, волна свободно развевающихся волос.
три. снова взмах, и замершая на губах полуулыбка.
четыре...
тинь.
она открывает глаза, и вспыхивают золотистые искры.
изумруд. целое озеро изумрудов.
отводит взгляд, и снова взмах крыла.
пххххх.
пестрый широкий рукав на секунду заслоняет хрупкую фигурку.
неуловимо вздрагивают ресницы.
вы видели когда-нибудь изумрудные озера?
снова взмах рукавом. один шальной миг кажется, что она больше не появится из этого безумного вихря, но в следующую же секунду снова вспыхивают изумрудные огоньки.
прльппрпальп...
воркочет ручей.
шшшшшш....
поет шелковистая трава.
крыло. изумруд.
тинь...
я видел. в ее глазах.
пахххх....
понедельник, 30 января 2023
страшна, неприступна, стоит цитадель
и войско у стен ждет команды "на штурм"...
"воз призвала страны мира готовить запасы лекарств на случай ядерной катастрофы."
я боюсь уезжать. я боюсь оставить тебя одного так надолго... мне кажется, что тогда непременно что-то случится, как было в прошлый раз. и мировые вести не склоняют к оптимизму... а если и правда? если случится, пока меня не будет рядом? если я выживу только потому, что окажусь в другом месте?..
конечно, ты не тот человек, который скажет "пусть вместе со мной умирают все". но я бы все отдал, чтобы оградить тебя от лишней боли и преград, чтобы ты просто продолжал жить - ты заслуживаешь этого больше, чем кто-либо. если бы я только мог закрыть тебя собой, не дать случиться чему-то непоправимому. поменяться местами с тобой тогда - будь что будет, мне не жалко жизни и уже не страшно - но не сидеть, не ждать те дни в полной безызвестности, не сходя с ума лишь потому, что где-то в глубине души я знаю - ты все еще жив...
что мне делать? как поступить?
ты скажешь -"глупости" - поделись я с тобой своими опасениями. "надо ехать, тем более, что такой сценарий. такой шанс выпадает один раз в жизни". да, один раз. но и шанс предотвратить последний выстрел будет лишь единожды.
и это тоже так. но как я смогу помочь тебе в случае ядерной войны? хоть в лепешку разобьюсь, но тебя же это не спасет.
верно. да только... я хотя бы буду рядом. до конца.
"ты же не думаешь, что мне будет легче умирать, осознавая, что я заберу и тебя с собой?"
если вдруг
взрывная волна
оборвет наши сны,
зачеркнет наши планы.
что, если я
не успею сказать
тебе
о самом главном....
и войско у стен ждет команды "на штурм"...
"воз призвала страны мира готовить запасы лекарств на случай ядерной катастрофы."
я боюсь уезжать. я боюсь оставить тебя одного так надолго... мне кажется, что тогда непременно что-то случится, как было в прошлый раз. и мировые вести не склоняют к оптимизму... а если и правда? если случится, пока меня не будет рядом? если я выживу только потому, что окажусь в другом месте?..
конечно, ты не тот человек, который скажет "пусть вместе со мной умирают все". но я бы все отдал, чтобы оградить тебя от лишней боли и преград, чтобы ты просто продолжал жить - ты заслуживаешь этого больше, чем кто-либо. если бы я только мог закрыть тебя собой, не дать случиться чему-то непоправимому. поменяться местами с тобой тогда - будь что будет, мне не жалко жизни и уже не страшно - но не сидеть, не ждать те дни в полной безызвестности, не сходя с ума лишь потому, что где-то в глубине души я знаю - ты все еще жив...
что мне делать? как поступить?
ты скажешь -"глупости" - поделись я с тобой своими опасениями. "надо ехать, тем более, что такой сценарий. такой шанс выпадает один раз в жизни". да, один раз. но и шанс предотвратить последний выстрел будет лишь единожды.
и это тоже так. но как я смогу помочь тебе в случае ядерной войны? хоть в лепешку разобьюсь, но тебя же это не спасет.
верно. да только... я хотя бы буду рядом. до конца.
"ты же не думаешь, что мне будет легче умирать, осознавая, что я заберу и тебя с собой?"
если вдруг
взрывная волна
оборвет наши сны,
зачеркнет наши планы.
что, если я
не успею сказать
тебе
о самом главном....
среда, 25 января 2023
и в довершение тех рассуджений - сегодняшний день. такой яркий и насыщенный... словно сейчас начало 22-го года, словно не было этих страшных 11-ти месяцев... хороший день, хоть и с несколько смятым концом, вести от ярослава, отличное днд и янтарный ром в стакане...
мы продолжаем биться за свои мечты...
сегодняшний день доказал мне, что, возможно, не все решения в моей жизни были безусловно ошибочны...
и... да. опять ровно год... та запись и правда с 24-го января.
мы продолжаем биться за свои мечты...
сегодняшний день доказал мне, что, возможно, не все решения в моей жизни были безусловно ошибочны...
и... да. опять ровно год... та запись и правда с 24-го января.
вторник, 24 января 2023
шум машин за окном сегодня мешает куда больше, чем обычно. приглушенный свет настольной лампы, трясущийся неудобный стол, стоящий в самом темном углу комнаты, узкий и высокий стул, сидеть на котором можно только сильно ссутулившись, матрац вместо кровати - сегодня все это куда больше, чем обычно, было "не таким, как дома". и этим страшно докучало.
от громкого стука в дверь комнаты я вздрогнул и резко опустил наполовину крышку ноутбука, чтобы скрыть написанный на экране текст. сердце бешено колотилось, словно меня застукали за чем-то запрещенным.
ранний берлинский вечер давно опустился, и теперь лампа кажется достаточно яркой. свежий шрам - настолько свежий, что его можно назвать только что зажившей раной - снова кровоточит, на столе, как обычно, хаос и развалины Помпеи. баночки с краской, кисти, мазь для суставов, канцелярский нож. стопка тетрадей, на ней - блок от зарядного шнура для ноутбука. мастихин, несколько коробочек для линз и пинцет для них же, две банки с раствором - полная и почти пустая. банка с растворителем для масла - не перепутать бы их однажды с утра... на лампе, как обычно, болтается связка всякой дребедени - повеска с ловцом снов, кристалл, который светится в темноте, рыжее перо, значок с изображением Карпат...
мысли где-то совсем не здесь. я вспоминаю свежий рисунок - предмет моей гордости и одновременно то, что я вряд ли кому-то покажу. первый портрет ,на котором можно узнать человека...
так странно. на том видео, с которого я рисовал этот потрет, ты еще мягко улыбаешься, пытаясь приободрить меня. твои глаза светятся, ты смотришь с той неуловимой ноткой, которая появилась в твоем взгляде совсем-совсем недавно... а через десять минут ты будешь стоять под дулом автомата, а я буду сидеть за несколько десятков километров, не зная ничего, но буквально задыхаясь от внезапных страха и боли - не моих, а твоих чувств...
11 месяцев. без малого год. столько произошло... а сказать особо нечего.
недавно, сидя в темноте и гладя рукой робкий свечной огонек ,я вспоминал октябрьскую поездку в Украину. даже не всю поездку скопом, сколько момент прощания с Силом. мы стояли на автовокзале Богодухова - если, конечно, так можно назвать крохотное одноэтажное здание напротив знака автобусной остановки - и не знали, что друг другу сказать. три дня внезапной радости закончились ,и если у меня еще была впереди поездка в родной город, то ему предстояли однообразные тревожные дни в прифронтовом поселке...
плюнув на все, я начал рассказывать ему очередную байку. конечно же, автобус подкатил в этот самый момент, ни раньше, ни позже.
- и вот, значит, крадемся мы в полной темноте, чтоб фонарем свое метоположение не выдавать...
- хто на Харків, сідайте вже! Скільки вас можна чекати?!
- ну давай, иди уже в автобус, - Сил, взяв на себя самое сложное, подтолкнул меня к дверям.
- Максим! -я крепко обняла его.
- Женя... - он столь же крепко прижал меня к себе. - спасибо, что приехала...
- ты следующий! - я улыбнулась и заскочила внутрь. пробилась к девятому месту, надеясь, что за суетой и суматохой автобус отъедет раньше, чем придет время неловкого переглядывания.
но автобус все никак не трогался. мы смотрели друг на друга, улыбались, срываясь на смех, очень скоро приковав к себе внимание всех присутствующих. в какой-то момент Сил не выдержал, подбежал к окну к приложил к нему ладонь. я засмеялась, ответив обратным прикосновением. так мы и стояли, смеясь и держа руки у стекла. наконец автобус задрожал и, выплевывая клубы выхлопного газа, тронулся с места. я увидела, как Максим, спотыкаясь и перепрыгивая через бардюры, бежит по площади. он успел добежать до того места, где, как Сил видимо знал, автобус ненадолго тормозил, и еще раз махнул мне. я со смехом ответила ему.
- Молоді... - не то насмешливо, не то с сочувствием бросил мужчина впереди меня.
я усмехнулась сквозь слезы. о чем думали эти люди? да ясно, о чем. я уезжаю в тыл, он остается здесь... классика.
и никто-никто из них не мог даже предположить, какой долгий путь - и физический, и духовный - два молодых - пожалуй, даже слишком - человека проделали для того, чтобы состоялась эта краткая встреча...
как с утра набежали тучи, а теперь светит месяц ясный...
от громкого стука в дверь комнаты я вздрогнул и резко опустил наполовину крышку ноутбука, чтобы скрыть написанный на экране текст. сердце бешено колотилось, словно меня застукали за чем-то запрещенным.
ранний берлинский вечер давно опустился, и теперь лампа кажется достаточно яркой. свежий шрам - настолько свежий, что его можно назвать только что зажившей раной - снова кровоточит, на столе, как обычно, хаос и развалины Помпеи. баночки с краской, кисти, мазь для суставов, канцелярский нож. стопка тетрадей, на ней - блок от зарядного шнура для ноутбука. мастихин, несколько коробочек для линз и пинцет для них же, две банки с раствором - полная и почти пустая. банка с растворителем для масла - не перепутать бы их однажды с утра... на лампе, как обычно, болтается связка всякой дребедени - повеска с ловцом снов, кристалл, который светится в темноте, рыжее перо, значок с изображением Карпат...
мысли где-то совсем не здесь. я вспоминаю свежий рисунок - предмет моей гордости и одновременно то, что я вряд ли кому-то покажу. первый портрет ,на котором можно узнать человека...
так странно. на том видео, с которого я рисовал этот потрет, ты еще мягко улыбаешься, пытаясь приободрить меня. твои глаза светятся, ты смотришь с той неуловимой ноткой, которая появилась в твоем взгляде совсем-совсем недавно... а через десять минут ты будешь стоять под дулом автомата, а я буду сидеть за несколько десятков километров, не зная ничего, но буквально задыхаясь от внезапных страха и боли - не моих, а твоих чувств...
11 месяцев. без малого год. столько произошло... а сказать особо нечего.
недавно, сидя в темноте и гладя рукой робкий свечной огонек ,я вспоминал октябрьскую поездку в Украину. даже не всю поездку скопом, сколько момент прощания с Силом. мы стояли на автовокзале Богодухова - если, конечно, так можно назвать крохотное одноэтажное здание напротив знака автобусной остановки - и не знали, что друг другу сказать. три дня внезапной радости закончились ,и если у меня еще была впереди поездка в родной город, то ему предстояли однообразные тревожные дни в прифронтовом поселке...
плюнув на все, я начал рассказывать ему очередную байку. конечно же, автобус подкатил в этот самый момент, ни раньше, ни позже.
- и вот, значит, крадемся мы в полной темноте, чтоб фонарем свое метоположение не выдавать...
- хто на Харків, сідайте вже! Скільки вас можна чекати?!
- ну давай, иди уже в автобус, - Сил, взяв на себя самое сложное, подтолкнул меня к дверям.
- Максим! -я крепко обняла его.
- Женя... - он столь же крепко прижал меня к себе. - спасибо, что приехала...
- ты следующий! - я улыбнулась и заскочила внутрь. пробилась к девятому месту, надеясь, что за суетой и суматохой автобус отъедет раньше, чем придет время неловкого переглядывания.
но автобус все никак не трогался. мы смотрели друг на друга, улыбались, срываясь на смех, очень скоро приковав к себе внимание всех присутствующих. в какой-то момент Сил не выдержал, подбежал к окну к приложил к нему ладонь. я засмеялась, ответив обратным прикосновением. так мы и стояли, смеясь и держа руки у стекла. наконец автобус задрожал и, выплевывая клубы выхлопного газа, тронулся с места. я увидела, как Максим, спотыкаясь и перепрыгивая через бардюры, бежит по площади. он успел добежать до того места, где, как Сил видимо знал, автобус ненадолго тормозил, и еще раз махнул мне. я со смехом ответила ему.
- Молоді... - не то насмешливо, не то с сочувствием бросил мужчина впереди меня.
я усмехнулась сквозь слезы. о чем думали эти люди? да ясно, о чем. я уезжаю в тыл, он остается здесь... классика.
и никто-никто из них не мог даже предположить, какой долгий путь - и физический, и духовный - два молодых - пожалуй, даже слишком - человека проделали для того, чтобы состоялась эта краткая встреча...
как с утра набежали тучи, а теперь светит месяц ясный...
понедельник, 23 января 2023
может, и подзновато, но в прошлом году я вообще отложил все на февраль. стоп. в позапрошлом... сейчас не 2022.. сейчас не февраль...
ну и что же... слова в точку. как всегда.
ну и что же... слова в точку. как всегда.
четверг, 24 ноября 2022
вот черт возьми, в который раз подобное гадание не просто в точку, а в самую почку? действительно, в этом году предстоит ВЫБОР... наверное, на данный момент решающий в моей жизни. как же я устал... как же я хочу назад... в ту осень...
среда, 17 августа 2022
Христос и бог, я жажду чуда -
теперь, сейчас, в начале дня!
так дай мне умереть, покуда
вся жизнь как книга для меня.
ты мудрый, ты не скажешь строго -
терпи, еще не кончен срок!..
мерный шум перегревшегося ноутбука громогласно отдается в тишине ночной квартиры. в голове пусто, ни мыслей, ни каких-либо знаний... завтра - один экзамен, к которому я готовился, похоже, всю сознательную жизнь, через несколько дней - второй. второй - это гораздо интереснее...нельзя сказать, что я готовился к нему последние шесть лет - шесть лет назад я и подумать о таком не мог. но вот лет пять назад эта безумная мысль появилась, а потом укрепилась... кажется, это самое важное событие в жизни айкидоки... только почему я не ощущаю ничего, кроме злости и разочарования?
потому что все должно было быть по-другому.
я должен был готовиться к экзамену с Братом, Тори или Ярославом, с последним мы бы ходили на Цитадель, я бы прорабатывал заботливо составленный списочек в блокноте, а потом, купив вкусняшек в ближайшем магазине, он шел бы за мной в очередное секретное место, мы бы смеялись, шутили и смотрели айкидошные видосы боевых ботаников... поездка на семинар была бы увлекательным путешествием, кто-то бы поехал с нами, кто-то - остался во Львове, на последней тренировке сказав мне слова напутствия... я бы сдал экзамен, который хотел сдавать и к которому готовился, я бы волновался, старался, но знал - я многое сделал, и сейчас просто доказываю это самому себе... а потом мы бы пошли отмечать это в какую-нибудь забегаловку, мы бы несколько часов кряду шутили, смеялись и праздновали... праздновали повод собраться.
это лето должно было быть другим. я бы шатался по городу - сам и по близлежащим лесам - с Братом, играл бы на флейте в переулках, бегал бы к Ирбису... я бы готовился к новой жизни и чинил менталку, рисовал бы, писал стихи и песни... мы бы бродили с Ирбисом по лесам, стреляли из лука... слал бы письма Силу, да, черт возьми, я бы к нему поехал, мы бы рванули в поход с Тори, Андрюхой и Олегом...
но жизнь остановилась. я понимаю, что теряю несколько лет ,которых у меня никогда и не было в запасе... назад мне уже не вернуться. но и тут меня не ждет ничего хорошего. я слишком многого хотел... и слишком больно все это терять.
ты сам мне подал - слишком много.
я жажду - сразу всех дорог!
всего хочу - с душой цигана
идти под песни на разбой.
гадать по звездам в темной башне,
вести людей вперед, сквозь тень.
чтоб был легендой - день вчерашний,
чтоб был безумьем - каждый день!
моя душа - мгновений след.
ты дал мне детство - лучше сказки.
так дай мне смерть - в семнадцать лет!
теперь, сейчас, в начале дня!
так дай мне умереть, покуда
вся жизнь как книга для меня.
ты мудрый, ты не скажешь строго -
терпи, еще не кончен срок!..
мерный шум перегревшегося ноутбука громогласно отдается в тишине ночной квартиры. в голове пусто, ни мыслей, ни каких-либо знаний... завтра - один экзамен, к которому я готовился, похоже, всю сознательную жизнь, через несколько дней - второй. второй - это гораздо интереснее...нельзя сказать, что я готовился к нему последние шесть лет - шесть лет назад я и подумать о таком не мог. но вот лет пять назад эта безумная мысль появилась, а потом укрепилась... кажется, это самое важное событие в жизни айкидоки... только почему я не ощущаю ничего, кроме злости и разочарования?
потому что все должно было быть по-другому.
я должен был готовиться к экзамену с Братом, Тори или Ярославом, с последним мы бы ходили на Цитадель, я бы прорабатывал заботливо составленный списочек в блокноте, а потом, купив вкусняшек в ближайшем магазине, он шел бы за мной в очередное секретное место, мы бы смеялись, шутили и смотрели айкидошные видосы боевых ботаников... поездка на семинар была бы увлекательным путешествием, кто-то бы поехал с нами, кто-то - остался во Львове, на последней тренировке сказав мне слова напутствия... я бы сдал экзамен, который хотел сдавать и к которому готовился, я бы волновался, старался, но знал - я многое сделал, и сейчас просто доказываю это самому себе... а потом мы бы пошли отмечать это в какую-нибудь забегаловку, мы бы несколько часов кряду шутили, смеялись и праздновали... праздновали повод собраться.
это лето должно было быть другим. я бы шатался по городу - сам и по близлежащим лесам - с Братом, играл бы на флейте в переулках, бегал бы к Ирбису... я бы готовился к новой жизни и чинил менталку, рисовал бы, писал стихи и песни... мы бы бродили с Ирбисом по лесам, стреляли из лука... слал бы письма Силу, да, черт возьми, я бы к нему поехал, мы бы рванули в поход с Тори, Андрюхой и Олегом...
но жизнь остановилась. я понимаю, что теряю несколько лет ,которых у меня никогда и не было в запасе... назад мне уже не вернуться. но и тут меня не ждет ничего хорошего. я слишком многого хотел... и слишком больно все это терять.
ты сам мне подал - слишком много.
я жажду - сразу всех дорог!
всего хочу - с душой цигана
идти под песни на разбой.
гадать по звездам в темной башне,
вести людей вперед, сквозь тень.
чтоб был легендой - день вчерашний,
чтоб был безумьем - каждый день!
моя душа - мгновений след.
ты дал мне детство - лучше сказки.
так дай мне смерть - в семнадцать лет!
четверг, 11 августа 2022
слышать чей-то голос, не видеть лица - наверное, странно
по теплу от трубки ты чуешь дружбы простой предел
это лисья осень - смешные дали, чужие страны,
отпечаток лапы на монитор сквозь вчерашний день...
так странно. простые человеческие чувства вызывают лишь... они ничего не вызывают. ты слышишь слова, которые, наверноео, раньше вызвали бы в тебе бурю эмоций... но ты способен лишь держаться за прошлое. и в какой-то момент ты понимаешь - если бы не война... мы бы точно так же по полночи разговаривали, но не по телефону с разных концов мира, а бок о бок. и теплый вечер был бы - один на двоих, и шли бы рядом, а не мерили шагами улицу в гордом одиночестве... и запах лип был бы - один на двоих, как тогда, как в короткие мгновения умиротворенного счастья...
а сейчас... душа сожжена, наверное, это просто не так больно. но ложь слетает с твоих губ, не оставляя в душе рубца, она легкая, непринужденная, и только краем сознания ты понимаешь, насколько большую ошибку сейчас совершаешь...
с другой стороны... впереди несколько лет до того, как мы сможем хотя бы увидеться. и если ты можешь хотя бы на миг сделать человека счастливым... пресловутая ложь во благо? ведь в твоей собственной душе ничего не осталось, кроме горечи, пепла и болезненных воспоминаний о прошлом, которое, как бы ты не бился, отныне мертво.
если тянет жилы холодный дождь у дверей подъезда
и трамваи мечутся, растеряв свой привычный груз
быть нелепым зверем в такой момент до чертей не к месту,
и, пятная свитер, по мокрой шерсти стекает грусть.
по теплу от трубки ты чуешь дружбы простой предел
это лисья осень - смешные дали, чужие страны,
отпечаток лапы на монитор сквозь вчерашний день...
так странно. простые человеческие чувства вызывают лишь... они ничего не вызывают. ты слышишь слова, которые, наверноео, раньше вызвали бы в тебе бурю эмоций... но ты способен лишь держаться за прошлое. и в какой-то момент ты понимаешь - если бы не война... мы бы точно так же по полночи разговаривали, но не по телефону с разных концов мира, а бок о бок. и теплый вечер был бы - один на двоих, и шли бы рядом, а не мерили шагами улицу в гордом одиночестве... и запах лип был бы - один на двоих, как тогда, как в короткие мгновения умиротворенного счастья...
а сейчас... душа сожжена, наверное, это просто не так больно. но ложь слетает с твоих губ, не оставляя в душе рубца, она легкая, непринужденная, и только краем сознания ты понимаешь, насколько большую ошибку сейчас совершаешь...
с другой стороны... впереди несколько лет до того, как мы сможем хотя бы увидеться. и если ты можешь хотя бы на миг сделать человека счастливым... пресловутая ложь во благо? ведь в твоей собственной душе ничего не осталось, кроме горечи, пепла и болезненных воспоминаний о прошлом, которое, как бы ты не бился, отныне мертво.
если тянет жилы холодный дождь у дверей подъезда
и трамваи мечутся, растеряв свой привычный груз
быть нелепым зверем в такой момент до чертей не к месту,
и, пятная свитер, по мокрой шерсти стекает грусть.
пятница, 05 августа 2022
мягко мерцают двойные фительки свеч, источающих едва уловимый аромат лесных ягод и лаванды. по столу разбросаны блокноты с конспектами, чуть поодаль стоит стакан, из которого задорно торчат пушистые кончики кисточек. я рассеянно поглаживаю пальцами мягкий ворс, сосредотачиваясь на ощущениях.
настольная лампа раскалилась, но гасить ее не хочется, несмотря на удушающую жару. футболка, пропитавшаяся влагой с мокрых волос, приятно холодит плечи, но голова по-прежнему тяжелая, как от температуры - впрочем, кажется, я и вправду заболел. или это побочное действие снотворных?
пальцы все еще не привыкли к клавишам чужого ноутбука. свой я отдал уже месяца два назад, Олегу нужнее... но все равно не смог смириться с неудобной заменой.
в ночной тишине негромко шумит очередной абм-альбом. я бросаю косой взгляд на Ирбиса, до сих пор затрудняясь верить в происходящее. мог ли я подумать об этом в те дни, когда сбегал к нему - хоть на полчаса, хоть на минуту? тогда я думал о другом. наверное, оно и к лучшему...
я все еще просыпаюсь от кошмаров. все еще - рывком или на вскрике - я выпадаю из душной ловушки сна и в панике нащупываю в ночной полутьме его руку, просто, чтобы почувствовать - жив...
казалось бы - что может быть надежней?
объятий, унисоном сердца стук?
но вдруг поймешь, что стало совершенно невозможно
уйти с утра от этих теплых рук.
знакомый страх проснется ночью душной,
и вот любовь становится ловушкой,
и ты не глядя вниз
так яро рвешься ввысь...
только что я отправил ответ на неожиданно найденное письмо. я не ожидал... честно. я нашел его невероятно вовремя - в тот самый день, когда выть хотелось от боли и горя... тогда мне позарез нужна была поддержка. и я ее получил.
кажется, я все-таки свихнулся. в тот вечер авантюра показалась мне горячечным бредом на фоне поднявшейся температуры, но теперь... теперь она мне продолжает казаться бредом, но это уже бредовый план.
с одной стороны, все легко - втайне от родителей пересечь границу, доехать до киева, оттуда - пересесть на рейсовый до богодухова, а там каких-то двадцать километров пешком и все, здравствуй, Сил...
с другой - это абсолютное самоубийство. это заведомо опасная авантюра в военное время, не говоря уже о блокпостах... если бы я знал местность и мог пройти лесочком - никаких вопросов. но село в семи километрах от российской границы...
мелодичный звон ветряного колокольчика отвлекает меня от тревожных размышлений. я вслушиваюсь в шум за окном.
мне тесны границы,
и тесен знакомый давно горизонт.
с проворством синицы
всплывет парашютом распахнутый зонт...
за эти четыре месяца я почти привык к Берлину. иногда на меня накатывает осознание, что господи, я в чужой стране, с чужим человеком, без которого я носа за границу не могу сунуть - но эти мысли быстро уступают место более насущным.
Леха... до сих пор - боль и пустота в груди. все слезы уже давно выплаканы, и сейчас остается лишь болезненное давщее чувство в передней доле лба и черная пустота...
Ярослав. я не мог сдержать слез в первый раз, но тогда я уже знал - пусть ранен, но в госпитале, а, значит, на некоторое время в безопасности. и тут я узнаю, что он снова едет на фронт... решая не откладывать напотом, я достаю из ящика компас и кладу рядом с собой, возле бутылочки с песком с джарылгача и амулетом, который был сделан в те дни, когда пропал Ирбис. он не может погибнуть. просто не может. такие, как он, должны жить... лучше бы умер я. глупая, детская мысль снова вспыхивает на задворках сознания, горло сжимает болезненная удавка невыплаканных слёз. но действительно, если бы я мог произвести этот размен... я бы его произвел. теперь - произвел. в те полгода... да, пожалуй, даже год - мне хотелось жить. я чувствовал вкус прожитых мгновений, я бежал, догоняя упущенное время - и тога я верил, что однажды его догоню. а сейчас в душе пустота.
расстреляна стая...
прошу вас, меня отпустите, семья.
и я улетаю.
прощайте, добром вспоминайте меня
в голове пусто, словно кто-то вымел оттуда все мысли. я боюсь ложиться спать, боюсь оставаться наедине со своим сознанием... тревогу легче переживать бодрствовуя.
знакомства и общение с людьми не помогают. мне опротивели и айкидо, и дайвинг, и некогда столь любимая стрельба из лука, и даже игра на флейте - последнее особенно болезненно напоминает мне о последних месяцах перед войной. да, я ведь все еще говорю "последние полгода"... для меня все еще февраль. и, кажется, я застрял в нем надолго...
не радует даже перспектива некогда столь желанной игры на улице. я нашел напарника, но не могу найти в себе силы на это. мелодии учатся легко, но я стал раздражительным и нервным, и от этого не спасает даже трава...
плывет над арбатом
под песни твои сигаретный дымок.
и правда набатом -
ты ранен, а значит взлететь ты не смог
и дождь, как из лейки -
как будто о раненых птицах скорбя.
и, Серая Шейка...
прости, мне придется оставить тебя.
я не написал ни одного стиха с начала войны. то есть написал... что-то, но у меня язык не поворачивается назвать это стихами. первый - вымученное нечто, второй - поток голого бреда, боли и злости...
я смутно помню день отъезда из родного города. бледные лица родителей - тогда мы прощались навсегда. вчера я встретился с альтаиром, подарил ему скорпиуса - я знал, что не смогу увезти с собой ножи. помню, как он вручил мне моего же журавлика - я с трудом подавил тогда слезы. мы не знали, увидимся ли однажды вновь... после крепкого рукопожатия мы коротко и крепко обнялись.
всего лишь шаг от дерзких мыслей
до пошатнувшихся основ.
врагов в приятели зачислив,
друзья прощаются без слов...
а с Тори я так и не сумел попрощаться. сейчас мы все уже понимаем, что есть шанс на следующую встречу, но тогда... если бы не Ирбис, гхыр бы я уехал, как бы не настаивали родители.
но в тот день я хотел лишь одного - убедиться, что он жив. и поэтому как только завершился комендантский час, я обнял брата, собаку и с трудом изловленного Саурона, погрузил наскоро спакованный рюкзак в машину, и в предрассветных сумерках мы двинулись к границе...
ласкаясь к асфальту,
встает над москвою пьянящий рассвет
прощаюсь с арбатом - прости, у меня больше времени нет...
пеший переход, короткие объятия с отцом - я отвернулся, чтобы не видеть его слез -, безалаберная проверка документов... ирбис. живой, чуть отдохнувший за последние сутки... только когда мы вышли в блжайшем городке, чтобы зайти в аптеку - судорожные некрепкие объятия - не причинить бы новой боли покалеченным во время пыток ребрам...
зовет в поднебесье -
еще неизвестно, кому повезло
прощальная песня -
прощание с теми, кто встал на крыло...
я и правда безмерно уважаю тебя. но... какого черта, Ирбис? мне казалось, я неоднократно доказывал свою верность, ни разу не давал тебе шанса усомниться во мне. мне казалось, что ты знал - на меня всегда можно положиться, я порву жилы, но помогу.
"единственное, чего я не смогу простить - это предательство". а что это было, скажи на милость? один звонок данилиного отца - и не было бы того страшного вечера... но нет, данилка боится своего папы, еще и благородно не держит на тебя зла и обиды, тварь великодушная. а я опять паршивый щенок, да? я рвал жилы, как в тот, так и в последующие дни, если бы был хоть один намек на то, чем я могу тебе помочь - то срать я хотел на комендантский час, я бы поехал куда сказали, и пусть бы потом отсидел за это - плевать. да, хорошо бить себя пяткой в грудь спустя пять месяцев, но... он боялся за свою шкуру настолько, что даже боялся сделать вид, что поможет, он боялся даже косвенных признаков его причастности к тебе и твоей жизни! а потом -сутки общения, никакой мотивации к ответу на вопрос "а где ж ты был полгода, почему не написал раньше" - и все, он снова брат... "я так рад нашему общению, дружище!" а я что делаю не так? я знаю, чего ты от меня ждешь, но мне казалось...хотя ты всегда выбирал странных друзей, как олег, так богдан и уж тем более данила мне всегда казались крайне ненадежными типами. я не знаю, какой ответ я хочу услышать от тебя на отчаянный крик "да что со мной не так?!"... но просто мне больно. и теперь гораздо больнее, чем тогда.
настольная лампа раскалилась, но гасить ее не хочется, несмотря на удушающую жару. футболка, пропитавшаяся влагой с мокрых волос, приятно холодит плечи, но голова по-прежнему тяжелая, как от температуры - впрочем, кажется, я и вправду заболел. или это побочное действие снотворных?
пальцы все еще не привыкли к клавишам чужого ноутбука. свой я отдал уже месяца два назад, Олегу нужнее... но все равно не смог смириться с неудобной заменой.
в ночной тишине негромко шумит очередной абм-альбом. я бросаю косой взгляд на Ирбиса, до сих пор затрудняясь верить в происходящее. мог ли я подумать об этом в те дни, когда сбегал к нему - хоть на полчаса, хоть на минуту? тогда я думал о другом. наверное, оно и к лучшему...
я все еще просыпаюсь от кошмаров. все еще - рывком или на вскрике - я выпадаю из душной ловушки сна и в панике нащупываю в ночной полутьме его руку, просто, чтобы почувствовать - жив...
казалось бы - что может быть надежней?
объятий, унисоном сердца стук?
но вдруг поймешь, что стало совершенно невозможно
уйти с утра от этих теплых рук.
знакомый страх проснется ночью душной,
и вот любовь становится ловушкой,
и ты не глядя вниз
так яро рвешься ввысь...
только что я отправил ответ на неожиданно найденное письмо. я не ожидал... честно. я нашел его невероятно вовремя - в тот самый день, когда выть хотелось от боли и горя... тогда мне позарез нужна была поддержка. и я ее получил.
кажется, я все-таки свихнулся. в тот вечер авантюра показалась мне горячечным бредом на фоне поднявшейся температуры, но теперь... теперь она мне продолжает казаться бредом, но это уже бредовый план.
с одной стороны, все легко - втайне от родителей пересечь границу, доехать до киева, оттуда - пересесть на рейсовый до богодухова, а там каких-то двадцать километров пешком и все, здравствуй, Сил...
с другой - это абсолютное самоубийство. это заведомо опасная авантюра в военное время, не говоря уже о блокпостах... если бы я знал местность и мог пройти лесочком - никаких вопросов. но село в семи километрах от российской границы...
мелодичный звон ветряного колокольчика отвлекает меня от тревожных размышлений. я вслушиваюсь в шум за окном.
мне тесны границы,
и тесен знакомый давно горизонт.
с проворством синицы
всплывет парашютом распахнутый зонт...
за эти четыре месяца я почти привык к Берлину. иногда на меня накатывает осознание, что господи, я в чужой стране, с чужим человеком, без которого я носа за границу не могу сунуть - но эти мысли быстро уступают место более насущным.
Леха... до сих пор - боль и пустота в груди. все слезы уже давно выплаканы, и сейчас остается лишь болезненное давщее чувство в передней доле лба и черная пустота...
Ярослав. я не мог сдержать слез в первый раз, но тогда я уже знал - пусть ранен, но в госпитале, а, значит, на некоторое время в безопасности. и тут я узнаю, что он снова едет на фронт... решая не откладывать напотом, я достаю из ящика компас и кладу рядом с собой, возле бутылочки с песком с джарылгача и амулетом, который был сделан в те дни, когда пропал Ирбис. он не может погибнуть. просто не может. такие, как он, должны жить... лучше бы умер я. глупая, детская мысль снова вспыхивает на задворках сознания, горло сжимает болезненная удавка невыплаканных слёз. но действительно, если бы я мог произвести этот размен... я бы его произвел. теперь - произвел. в те полгода... да, пожалуй, даже год - мне хотелось жить. я чувствовал вкус прожитых мгновений, я бежал, догоняя упущенное время - и тога я верил, что однажды его догоню. а сейчас в душе пустота.
расстреляна стая...
прошу вас, меня отпустите, семья.
и я улетаю.
прощайте, добром вспоминайте меня
в голове пусто, словно кто-то вымел оттуда все мысли. я боюсь ложиться спать, боюсь оставаться наедине со своим сознанием... тревогу легче переживать бодрствовуя.
знакомства и общение с людьми не помогают. мне опротивели и айкидо, и дайвинг, и некогда столь любимая стрельба из лука, и даже игра на флейте - последнее особенно болезненно напоминает мне о последних месяцах перед войной. да, я ведь все еще говорю "последние полгода"... для меня все еще февраль. и, кажется, я застрял в нем надолго...
не радует даже перспектива некогда столь желанной игры на улице. я нашел напарника, но не могу найти в себе силы на это. мелодии учатся легко, но я стал раздражительным и нервным, и от этого не спасает даже трава...
плывет над арбатом
под песни твои сигаретный дымок.
и правда набатом -
ты ранен, а значит взлететь ты не смог
и дождь, как из лейки -
как будто о раненых птицах скорбя.
и, Серая Шейка...
прости, мне придется оставить тебя.
я не написал ни одного стиха с начала войны. то есть написал... что-то, но у меня язык не поворачивается назвать это стихами. первый - вымученное нечто, второй - поток голого бреда, боли и злости...
я смутно помню день отъезда из родного города. бледные лица родителей - тогда мы прощались навсегда. вчера я встретился с альтаиром, подарил ему скорпиуса - я знал, что не смогу увезти с собой ножи. помню, как он вручил мне моего же журавлика - я с трудом подавил тогда слезы. мы не знали, увидимся ли однажды вновь... после крепкого рукопожатия мы коротко и крепко обнялись.
всего лишь шаг от дерзких мыслей
до пошатнувшихся основ.
врагов в приятели зачислив,
друзья прощаются без слов...
а с Тори я так и не сумел попрощаться. сейчас мы все уже понимаем, что есть шанс на следующую встречу, но тогда... если бы не Ирбис, гхыр бы я уехал, как бы не настаивали родители.
но в тот день я хотел лишь одного - убедиться, что он жив. и поэтому как только завершился комендантский час, я обнял брата, собаку и с трудом изловленного Саурона, погрузил наскоро спакованный рюкзак в машину, и в предрассветных сумерках мы двинулись к границе...
ласкаясь к асфальту,
встает над москвою пьянящий рассвет
прощаюсь с арбатом - прости, у меня больше времени нет...
пеший переход, короткие объятия с отцом - я отвернулся, чтобы не видеть его слез -, безалаберная проверка документов... ирбис. живой, чуть отдохнувший за последние сутки... только когда мы вышли в блжайшем городке, чтобы зайти в аптеку - судорожные некрепкие объятия - не причинить бы новой боли покалеченным во время пыток ребрам...
зовет в поднебесье -
еще неизвестно, кому повезло
прощальная песня -
прощание с теми, кто встал на крыло...
я и правда безмерно уважаю тебя. но... какого черта, Ирбис? мне казалось, я неоднократно доказывал свою верность, ни разу не давал тебе шанса усомниться во мне. мне казалось, что ты знал - на меня всегда можно положиться, я порву жилы, но помогу.
"единственное, чего я не смогу простить - это предательство". а что это было, скажи на милость? один звонок данилиного отца - и не было бы того страшного вечера... но нет, данилка боится своего папы, еще и благородно не держит на тебя зла и обиды, тварь великодушная. а я опять паршивый щенок, да? я рвал жилы, как в тот, так и в последующие дни, если бы был хоть один намек на то, чем я могу тебе помочь - то срать я хотел на комендантский час, я бы поехал куда сказали, и пусть бы потом отсидел за это - плевать. да, хорошо бить себя пяткой в грудь спустя пять месяцев, но... он боялся за свою шкуру настолько, что даже боялся сделать вид, что поможет, он боялся даже косвенных признаков его причастности к тебе и твоей жизни! а потом -сутки общения, никакой мотивации к ответу на вопрос "а где ж ты был полгода, почему не написал раньше" - и все, он снова брат... "я так рад нашему общению, дружище!" а я что делаю не так? я знаю, чего ты от меня ждешь, но мне казалось...хотя ты всегда выбирал странных друзей, как олег, так богдан и уж тем более данила мне всегда казались крайне ненадежными типами. я не знаю, какой ответ я хочу услышать от тебя на отчаянный крик "да что со мной не так?!"... но просто мне больно. и теперь гораздо больнее, чем тогда.
четверг, 10 марта 2022
холмы зеленеют. кто знает, сколь многим
удастся их снова увидеть в снегу?
а перед ружеными дулами боги
бессильны. так много ли я здесь могу?
удастся их снова увидеть в снегу?
а перед ружеными дулами боги
бессильны. так много ли я здесь могу?
две недели назад я впервые услышал сирены воздушной тревоги. серая мгла раннего утра, звонок, нарочито-спокойный голос... сегодня каждое "как ты?" означает "я люблю тебя"...
будто целая жизнь прошла еще в первый день. в среду я сбегал тайком от всех к тебе, мы сидели вдвоем и казалось, так будет вечно...
а уже в четверг я не прячу слез, потому что, возможно, это наша последняя встреча.
сирены тревоги. ночные дежурства. тревожно быстрые ответы, и паника, если человек молчит больше двух минут - даже когда на дворе глубокая ночь. зашторенные окна. едва тлеющий свет и странные рисунки...
теряя сознание от внезапно накатившей усталости, я падаю на кровать. ладонь крепко сжимает латунный амулет, на глазах закипают слезы, но из-под плотно сомкнутых век выкатывается лишь одна и быстро остывающей каплей ползет по переносице...
"ты сегодня ел?" - ты понимаешь, что никто уже не помнит о таких мелочах, как еда, ты и сам не ел уже... которые сутки?
и вот я здесь. за окнлм занимается весна. вовсю щебечут птицы, на ветвях взбухают первые почки...
"україці, яким соромно, що вони в безпеці, а не їбашать голими руками танк, співаючи гімн разом зі своїми співвітчизниками..."
и хотя я понимаю, что даже здесь на каком-то митинге я принесу больше пользы, чем на родине, но я все равно чувствую себя предателем. я должен быть там, с ними, чтобы принять и разделить их боль и страх, чтобы рвать жилы, помогая тем, кто остался без крова... и чтобы потом всем вместе в неистовом забвении испить хмельную чашу победы...
а здесь так тихо. люди смотрят на нас, как на пришельцев с другой планеты, и ведь они не так далеки от истины...
- так тебе повезло!
- ты что, рехнулась? думай, что говоришь!
- да нет, мне действительно повезло. я жива, все мои родные и друзья пока живы... чего еще желать?
и только по мелькнувшему в наивных глазах ужасу понимаешь, насколько обыденными стали для тебя страшные слова...
во мне кто-то умер, оставшись там, в родном городе. я впервые узнал, что такое "разрывается душа" - иначе это чувство и не опишешь. я все ще наполовину русский - я не стану отрекаться от своих корней! да, меня били и будут бить за то, что я москаль, а русские будут бить за то, что я бандеровец. но мне плевать. я родился и жил полукровкой, и если уж мне выпал этот жребий, я буду играть до конца.
я всегда был далек от политики. даже ирбис не сумел привить мне желание лезть в дела сильных мира сего, но теперь даже я не могу молчать.
где-то совсем недалеко , в буквально нескольких часах езды горит моя Родина. мои соотечественники гибнут сотнями, мои друзья лишаются жилья, а кто-то и жизни, и каждый раз, просматривая списки имен, я до дрожи боюсь увидеть знакомое... по глупой прихоти нескольких людей разрушилась моя жизнь, разрушились миллионы чужих жизней.
я не могу принести пользы на родине. я не хочу идти на фронт и убивать людей, я не хочу идти в тероборону и ловить людей с российским паспортом, а потом избивать их в застенках службы божьей до полусмерти. я не хочу отправлять на фронт вагоны с коктейлями молотова, с помощью которых будут убиты чьи-то друзья, сыновья, отцы и братья... я хочу с чистой совестью смотреть в глаза каждой русской женщине, не испытывая страха, что из-под моих рук вышла бутылка с горючей смесью, убившая ее Алешу. я хочу, как раньше, съездить в Минск, погулять по его уютным улицам и съесть стаканчик советского мороженого. я хочу побывать в Волжском, в Москве, на Урале... хочу общаться со своими друзьями из России, не испытывая стыда за то, что из-за меня им стало еще труднее жить...
я не знаю, что со мной будет дальше. но я знаю одно.
никто не должен умирать. будь ты украинец, русский, беларус, сириец, палестинец - никто. никто не должен стоять у горы трупов и высматривать в ней знакомые лица. никто не должен снимать трубку и слышать родной голос, произносящий "мама, я в плену..." никто не должен быть репрессирован за российский паспорт. никто не должен быть избит на митинге за попытку высказать свои мысли или выступить против убийства собственных родственников. простые люди с обеих сторон не должны страдать по прихоти вождей. никто не должен стоять у ешелона с грузом 200.
БУДЬ ПРОКЛЯТА ВОЙНА!
четверг, 24 февраля 2022
Война.
Все мысли - в одном слове. коротком, но страшном слове. Я и не думал, что однажды мне придется проснуться от звука сирен, что в магазинах будут пустые полки, а знакомые и незнакомые люди будут гибнуть по случайной прихоти человека, который их даже не знает.
когда человеку нечего терять, он поневоле становится смелым.
мне больше некого терять. и уже не страшно. все самое страшное почти свершилось.
эта встреча вполне может быть последней. я вроде понимал это, но никогда не осознавал так четко...
- дети войны?
- угу. в пору идти перечитывать советские книжки для мотивации...
слезы вскипают, и сдерживать их больше нету сил.
- это ты ревешь или я?
- судя по этому вопросу, мы оба.
и сегодня совершенно не стыдно за слезы, ведь мы оба украдкой вытираем щеки рукавом...
- знаешь, в каком моменте я хотел бы остаться? вот тогда на джарылгаче, когда мы уже уебали машину, когда ночевали на берегу моря...
- а я - когда мы впервые лежали в обнимку и смотрели на звезды...
- да, это был отличный момент.
- да как и вся поездка...
- вот это все как будто другая жизнь, правда?
- угу. - изо всех сил пытаешься сдержать слезы, и это единственный ответ, который можно выдать относительно ровным голосом. и вправду - поездки, тренировки, журавли, игра на флейтах...
- да ты уже и сам как книжный персонаж.
- да и ты понемногу становишься. вот будешь лет через двадцать обнимать кого-то на прощание и думать "вот же ж ублюдок, из-за него вся жизнь по пизде пошла!"
- спасибо тебе за то, что пошла.
- ты такая милая, когда плачешь.
рука ныряет в карман, пальцы нащупывают нагретый теплом собственного тела продолговатый металлический предет. в последний раз я нежно проглаживаю гравировку, потом, решившись, вынимаю нож. небольшой прямоугольничек рукояти сейчас кажется особенно маленьким в открытой ладони. на непонимающий взгляд я отвечаю многозначительным,
- как я его через границу-то повезу? - но он все же принимает предмет. нет, нисколько не жалею.
кстати, его зовут Джанго.
и только крик в ночное небо - без слез, на них уже не осталось сил...
Ты оставил многое в моей жизни. спасибо.
Айкидо. Дайвинг. Пратчетт.
Пояс Ориона. Нож. Ветер. Я всегда буду тебя помнить.
Все мысли - в одном слове. коротком, но страшном слове. Я и не думал, что однажды мне придется проснуться от звука сирен, что в магазинах будут пустые полки, а знакомые и незнакомые люди будут гибнуть по случайной прихоти человека, который их даже не знает.
когда человеку нечего терять, он поневоле становится смелым.
мне больше некого терять. и уже не страшно. все самое страшное почти свершилось.
эта встреча вполне может быть последней. я вроде понимал это, но никогда не осознавал так четко...
- дети войны?
- угу. в пору идти перечитывать советские книжки для мотивации...
слезы вскипают, и сдерживать их больше нету сил.
- это ты ревешь или я?
- судя по этому вопросу, мы оба.
и сегодня совершенно не стыдно за слезы, ведь мы оба украдкой вытираем щеки рукавом...
- знаешь, в каком моменте я хотел бы остаться? вот тогда на джарылгаче, когда мы уже уебали машину, когда ночевали на берегу моря...
- а я - когда мы впервые лежали в обнимку и смотрели на звезды...
- да, это был отличный момент.
- да как и вся поездка...
- вот это все как будто другая жизнь, правда?
- угу. - изо всех сил пытаешься сдержать слезы, и это единственный ответ, который можно выдать относительно ровным голосом. и вправду - поездки, тренировки, журавли, игра на флейтах...
- да ты уже и сам как книжный персонаж.
- да и ты понемногу становишься. вот будешь лет через двадцать обнимать кого-то на прощание и думать "вот же ж ублюдок, из-за него вся жизнь по пизде пошла!"
- спасибо тебе за то, что пошла.
- ты такая милая, когда плачешь.
рука ныряет в карман, пальцы нащупывают нагретый теплом собственного тела продолговатый металлический предет. в последний раз я нежно проглаживаю гравировку, потом, решившись, вынимаю нож. небольшой прямоугольничек рукояти сейчас кажется особенно маленьким в открытой ладони. на непонимающий взгляд я отвечаю многозначительным,
- как я его через границу-то повезу? - но он все же принимает предмет. нет, нисколько не жалею.
кстати, его зовут Джанго.
и только крик в ночное небо - без слез, на них уже не осталось сил...
Ты оставил многое в моей жизни. спасибо.
Айкидо. Дайвинг. Пратчетт.
Пояс Ориона. Нож. Ветер. Я всегда буду тебя помнить.